Почтенной памяти
ШЕЙХА АБДЕР-РАХМАН-ЭЛИШ АЛ-КЕБИР
ал-алим ал-малки ал-магриби,
которому мы обязаны первой идеей этой книги
Мекр Ал-Кахира, 1329-1349 Хиджры.
ПРЕДИСЛОВИЕ
В начале книги "Человек и его становление согласно Веданте"
мы представили это произведение как полагающее начало серии исследований,
в которых мы намеревались либо непосредственно изложить отдельные
аспекты метафизических доктрин Востока, либо адаптировать их тем
способом, который представлялся нам наиболее вразумительным и полезным,
но всегда при этом оставаясь верным их духу. Данная работа продолжает
эту серию исследований, которую пришлось прервать ради других, более
злободневных работ, где мы еще более погрузились в область возможных
приложений этих учений; впрочем, даже в этом случае мы ни на миг
не теряли из виду метафизические Первоначала, которые представляют
собой единственное основание всякого истинного традиционного учения.
В книге "Человек и его становление согласно Веданте" мы
показали, как человеческое существо рассматривается в традиционной
доктрине чисто метафизического порядка; по возможности строго ограничивались
при этом детальным изложением и точной интерпретацией самого учения
и делали отступления лишь для того, чтобы при случае отметить совпадения
этой доктрины с другими традиционными формами. В самом деле, мы
никогда не намеревались замкнуться исключительно в одной определенной
форме, что было бы, впрочем, весьма затруднительно, коль скоро уже
осознано сущностное единство, скрытое за разнообразием более или
менее внешних форм, выступающих как различные облачения одной и
той же истины. Хотя в целом, по причинам, изложенным нами в другом
месте , мы сосредоточили внимание на индийских учениях, это нисколько
не помешает нам обращаться при необходимости к способам выражения,
присущим другим традициям. Разумеется, речь идет об истинных традициях
- таких, которые мы можем назвать регулярными или ортодоксальными,
употребляя эти слова в значении, определенном нами ранее. Именно
здесь мы более свободно, нежели в предшествующей работе, прибегаем
к различным способам выражения, ибо обращаемся не к изложению определенной
разновидности учения в том виде, в каком оно существует в той или
иной цивилизации, но к объяснению символа из ряда тех, что являются
общими едва ли не для всех традиций; а это служит для нас указанием
на
их прямую связь с великой изначальной Традицией.
В связи с этим нам следует подчеркнуть один особо важный момент,
чтобы устранить путаницу, к сожалению, слишком частую в нашу эпоху:
мы имеем в виду коренное различие между "синтезом" и "синкретизмом".
Синкретизм состоит в сочетании более или менее разрозненных и поверхностных
элементов, органичное объединение которых вследствие этого невозможно;
в целом он представляет собой не более чем разновидность эклектизма
со всей его фрагментарностью и непоследовательностью. Это нечто
чисто внешнее и поверхностное; элементы, взятые отовсюду и искусственно
соединенные, будучи заимствованы, неспособны реально интегрироваться
в учение, достойное
этого имени. Синтез, напротив, осуществляется преимущественно изнутри;
он, собственно, состоит в рассмотрении вещей исходя из единства
самого их Первоначала (Principe); в прослеживании того, как они
вырастают из этого Первоначала, сохраняя зависимость от него; наконец,
в соединении их, или скорее осознании их реального союза, оусловленнодго
внутренней связью, присущей тому, что есть наиболее глубокого в
их природе. Применяя сказанное к тому, что занимает нас в настоящий
момент, отметим, что синкретизм возникает всякий раз, когда ограничиваются
заимствованием элементов из различных традиционных форм и чисто
внешним соединением их друг с другом. При этом и не задумываются
о том, лежит ли в их основе единое учение, различными выражениями
которого и являются эти формы, представляющие собой результат адаптации
к особенностям менталитета в соответствии с определенными обстоятельствами
места и времени. В подобном случае из
такого соединения не может получиться ничего стоящего; если прибегнуть
к простому сравнению, здесь вместо организованного целого получается
лишь бесформенная куча бесполезных обломков: ведь в ней недостает
того, что могло бы придать им единство, аналогичное тому, каким
обладает живое существо или гармоничное здание; и в этом суть синкретизма,
неспособного в силу его чисто внешнего характера осуществить такое
единство. Напротив, синтез возникает, когда исходят из самого единства,
ни на миг не теряя его из виду во всей множественности его проявлений;
это означает, что вне и по ту сторону форм достигнуто осознание
Первоначальной истины, которая облекается в эти формы, чтобы по
возможности выразить себя и быть услышанной. Поэтому можно будет
воспользоваться той или иной из этих форм сообразно обстоятельствам,
точно так же как для выражения одной и той
же мысли можно употреблять различные языки, чтобы быть понятым теми,
к кому обращаешься; кстати, именно это в некоторых традициях символически
обозначается как "дар языков". Совпадения между всеми
традиционными формами представляют собой, скажем так, реальные "синонимии";
в этом плане мы их и рассматриваем, и, точно так же как некоторые
вещи легче объяснить на одном языке, нежели на другом, одни из этих
форм могли бы подойти лучше, нежели другие, для изложения определенных
истин, делая их более понятными.
Стало быть, вполне правомерно использовать в каждом случае форму,
которая представляется наиболее подходящей; нет ничего непоследовательного
в том, чтобы переходить от одной к другой, при условии, что действительно
известен ее эквивалент, а это возможно лишь тогда, когда мы отправляемся
от их общего Первоначала. Таким образом, в этом нет ни малейшего
синкретизма; последний, в конечном счете, есть чисто "светская"
(profane) точка зрения, несовместимая с самим понятием "священной
науки", с которой главным образом и связано данное исследование.
Крест, утверждаем мы, - это символ, который в различных формах встречается
едва ли не всюду и притом с самых отдаленных эпох; поэтому, вопреки
распространенному мнению, он отнюдь не принадлежит исключительно
христианству. Следует даже сказать, что христианство, по
крайней мере в его внешнем и общеизвестном аспекте, настолько упустило
из виду символический характер креста, что уже рассматривает его
только как знак исторического события. В действительности, обе точки
зрения нисколько не противоречат друг другу, и вторая в известном
смысле - лишь следствие первой; но подобный подход к вещам настолько
чужд подавляющему большинству наших современников, что мы должны
немного остановиться на этом, во избежание какого-либо недоразумения.
В самом деле, зачастую полагают, что признание символического смысла
влечет за собой отрицание смысла буквального или исторического.
Такое мнение - это результат незнания закона соответствия, который
составляет самую основу любой символики; в силу этого закона любая
вещь, по существу происходящая из метафизического Первоначала и
обязанная ему своей реальностью, передает или выражает этот Первоначало
на свой лад и на своем уровне существования; таким образом, от одного
уровня к другому все вещи образуют цепь соответствий, содействуя
всеобщей и полной гармонии, которая во множественности проявлений
отражает само изначальное единство. Вот почему законы, действующие
в любой внутренней области, всегда могут символизировать реальности
высшего порядка, в которых заключено их глубинное основание - одновременно
начало и конец. Мы напомним по этому случаю - приведя и соответствующие
примеры - заблуждение современных "натуралистических"
интерпретаций античных традиционных
учений, интерпретаций, которые попросту переворачивают отношения
между различными уровнями реальности. Так, символы или мифы никогда
не имели целью, как утверждает слишком распространившаяся в наши
дни теория, представлять движение звезд; но истина состоит в том,
что в них нередко находят образы, вдохновленные последним и предназначенные
для выражения - посредством аналогии - чего-то совсем иного, поскольку
законы этого движения физически передают метафизические Первоначалоы,
от которых они зависят.
Сказанное об астрономических феноменах в равной мере относится и
к естественным явлениям любого другого рода: последние, уже в силу
того, что они происходят от высших и трансцендентных Первоначал,
воистину являются их символами. Разумеется, это ни в чем не задевает
собственную реальность данных феноменов на их уровне существования;
напротив, эта реальность основана именно на Первоначалах, ибо утратив
зависимость от последних, все вещи были бы чистым ничто. Исторические
факты не представляют в этом смысле исключения: они также неизбежно
сообразуются с законом соответствия, о котором мы только что говорили,
и тем самым передают на свой лад высшие реальности, человеческим
выражением коих в известной мере являются;
добавим, что именно этим они и интересны с нашей точки зрения -
само собой разумеется, совершенно отличной от той, которой придерживаются
"светские" историки. Этот символический характер, общий
для всех исторических фактов, должен быть особенно ясным для тех,
кто занимается "священной историей"; в частности, и самым
поразительным образом, он обнаруживается во всех обстоятельствах
жизни Христа. Если читатель уяснил себе вышеизложенное, то он сразу
же увидит, что такой подход отнюдь не дает оснований отрицать реальность
евангельских событий и трактовать их как простые "мифы";
напротив, эти события должны были быть именно такими, а иначе и
быть не могло; можно ли приписать священный характер тому, что лишено
всякого трансцендентного значения? В частности, то, что Христос
умер на кресте, обусловлено, можно сказать, символическим значением,
присущим кресту, которое всегда признавали за ним все традиции;
таким образом, ни в чем не умаляя исторического значения креста,
можно рассматривать его как производное от самого этого символического
смысла.
Второе следствие закона соответствия - это множественность значений,
заключенных в каждом символе: в самом деле, каждая вещь может рассматриваться
как выражение не только метафизических Первоначал, но также и реальностей
всех уровней, располагающихся выше ее уровня, пусть и не столь существенных;
ибо эти реальности, от которых она также зависит более или менее
непосредственно, играют по отношению к ней роль "вторичных
причин"; а следствие может всегда в той или иной степени пониматься
в качестве символа причины, поскольку все это лишь выражает нечто,
присущее самой природе данной причины. Эти многочисленные и расположенные
в порядке иерархии символические значения нисколько не исключают
друг друга, как и буквального понимания; напротив, они находятся
в совершенном взаимном соответствии, поскольку выражают в реальности
приложения одного и того же принципа к различным уровням существования;
таким образом они дополняют и подкрепляют друг друга, сливаясь в
гармонии полного синтеза. Именно это делает символику языком гораздо
менее ограниченным, чем обычный язык, и единственным, способным
к выражению и сообщению некоторых истин; этим он открывает действительно
безграничные возможности понимания; вот почему он представляет собой
язык посвящения прежде всего, необходимое средство для передачи
любого традиционного учения.
Крест, следовательно, как и всякий символ, многозначен; но в наши
намерения не входит рассматривать здесь в равной мере все его значения,
и мы лишь укажем на них при случае. Главным же образом мы будем
иметь в виду метафизический смысл, первый и наиболее важный из всех,
поскольку это, собственно, и есть изначальный смысл, - все остальное
представляет собой лишь несущественные и вторичные применения; и
если нам придется рассмотреть некоторые из них, то лишь с целью
возвести их к метафизическому уровню; ведь только он делает их ценными
и правомерными, в соответствии с концепцией, полностью забытой современным
миром, - концепцией "традиционных наук".
Любое существо - будь то человек или кто-либо
иной - очевидно, может быть рассмотрено с безгранично многих точек
зрения - весьма различных по важности, но одинаково правомерных
каждая в своей области, - при условии, что ни одна из них не тягогеет
к выходу за собственные пределы, а тем более не претендует на исключительность,
приводящую к
отрицанию всех остальных. Хотя это и верно, хотя, следовательно,
ни за одной из этих точек зрения, пусть даже самой второстепенной
и заурядной, нельзя оспаривать места, которое принадлежит ей в силу
ее соответствия какой-либо самой структуры языка, сохранить его
за неимением другого, более адекватного, приписывая ему в этом случае
лишь чисто аналогическое и символическое значение, - иначе мы были
бы не в состоянии передать тем или иным способом то, о чем идет
речь. Только так мы сможем по-прежнему говорить о целокупном существе
как о таком, которое одновременно проявлено в некоторых своих состояниях
и не проявлено в других; притом, это никоим образом не означает,
что состояния непроявленности мы должны рассматривать лишь на уровне
собственно Бытия лишь на уровне собственно Бытия.
На другом уровне, уже более обширном, то же самое понятие может
охватывать область существования, соответствующую всей совокупности
состояний данного существа, каким бы оно ни было; но это значение
- особенно если речь идет о человеческом состоянии, даже взятом
во всей полноте развития всех его возможностей, или о другом индивидуальном
состоянии, - есть еще, собственно говоря, значение "космологическое";
а мы должны рассматривать Состояния непроявленности по преимуществу
вне-индивидуальны, и так же, как первичная "Самость",
от которой их невозможно отделить, они никоим образом не могут быть
индивидуализированы; что касается состояний проявленности, то ли,
вводит основополагающую аналогию всеобщей проявленности и ее индивидуальной
человеческой модальности, или, на языке западного герметизма, "
макрокосма" и "микрокосма".
Это понятие, впрочем, можно также рассмотреть на различ-некоторые
из них индивидуальны, тогда как другие не-индивидуальны, - различие,
соответствующее, как мы указали, различению между оформленным и
неоформленным проявлением.
Если, к примеру, мы рассматриваем случай человека, его актуа-лизированная
индивидуальность, представляющая собой человеческое состояние как
таковое, есть лишь одно состояние проявления среди безграничного
множества других. Все вместе они должны пониматься как равно возможные,
и тем самым как существующие по крайней мере виртуально, хотя и
не реализованные в действительности для существа, которое мы рассматриваем,
в относительном и частном аспекте, - в данном индивидуальном человеческом
состоянии.
Действительная реализация множественных состояний
существа рассматривается в концепции "Универсального Человека",
как обозначают ее различные традиционные учения и в частности исламский
эзотеризм; это понятие, как мы уже отмечали, вводит основополагающую
аналогию всеобщей проявленности и ее индивидуальной человеческой
модальности, или, на языке западного герметизма, " макрокосма"
и "микрокосма".
Это понятие, впрочем, можно также рассмотреть на различных уровнях
и с различными расширениями, причем во всех этих случаях сохраняется
та же самая аналогия: таким образом, оно может быть сужено до собственно
человечества, рассматриваемого с точки зрения либо его природы,
либо его социальной организации, ибо преимущественно на этой аналогии
и основан институт каст.
На другом уровне, уже более обширном, то же самое понятие может
охватывать область существования, соответствующую всей совокупности
состояний данного существа, каким бы оно ни было; но это значение
- особенно если речь идет о человеческом состоянии, даже взятом
во всей полноте развития всех его возможностей, или о другом индивидуальном
состоянии, - есть еще, собственно говоря, значение "космологическое";
а мы должны рассматривать содержит их все в себе и создает весь
их ряд лишь тем, что неограниченно повторяет саму себя.
Итак, существует аналогия, но не сходство, между индивидуальным
человеком - существом относительным и неполным, - взятым здесь как
тип определенного способа существования, или даже всего обусловленного
существования, и целокупным существом, необусловленным и трансцендентным
по отношению ко всем частным и обусловленным способам существования,
и даже по отношению к самой Экзистенции; его мы символически обозначаем
как "Универсального Человека". Исходя из этой аналогии
и поясняя вышеизложенное на примере, можно сказать, что если "Универсальный
Человек" есть начало всякого проявления, то индивидуальный
человек становится - на своем уровне - его результатом и завершением;
вот почему все традиции согласны в том, чтобы и в самом деле рассматривать
его как некий синтез всех элементов и царств природы.
Это необходимо, чтобы аналогия была точной, и она действительно
такова; но чтобы полностью обосновать ее, а вместе с ней и понятие
"Универсальный Человек", следовало бы изложить соображения
относительно космогонической роли человеческого существа. Однако
последние, - пожелай мы развить все, что в них содержится, - увели
бы нас в сторону от предмета, который мы намерены исследовать с
особым вниманием; по-этому мы отложим их до другого благоприятного
случая. Пока же ограничимся указанием, что человеческое существо
в области свойственного ему индивидуального существования играет
роль, которую можно было бы с полным основанием определить как "центральную"
по отношению ко всем другим существам, также пребывающим в этой
области. Благодаря этой роли человек становится самым полным выражением
рассматриваемого индивидуального существования, все возможности
которого, так сказать, сливаются в нем, - по крайней мере, в определенном
отношении и при условии, что он берется не только в телесном выражении,
но в совокупности всех его форм, в бесконечном развитии, на которое
они способны.
Именно в этом заключено собой самое глубокое основание рассматриваемой
нами аналогии; и именно эта особая ситуация дает нам право трансформировать
само понятие человека - а не какого-либо иного другого существа,
проявленного в том же самом состоянии - в традиционную концепцию
"Универсального Человека".
Мы добавим еще одно очень важное замечание: "Универсальный
Человек" существует лишь виртуально, и, скажем так, негативно,
подобно идеальному архетипу, поскольку действитель-стороны, очевидно,
что выражения типа "негативное существование" не следует
понимать буквально там, где само понятие "существования"
может быть применено лишь частично и до изная реализация целокупного
существа не дала ему актуального и позитивного существования; и
это справедливо для всякого существа, если рассматривать его в процессе
или в перспективе подобной реализации.
Скажем, наконец, во избежание недоразумений, скажем, что подобный
способ изложения, представляющий в последовательном порядке то,
что само по себе существует одновременно, обоснован лишь в том случае,
если рассматривать его с точки зрения состояния проявленности существа,
причем это состояние принимается за исходный пункт реализации. С
другой стороны, очевидно, что выражения типа "негативное существование"
не следует понимать буквально там, где само понятие "существования"
может быть применено лишь частично и до известного предела. Но несовершенства,
свойственные языку в силу его связи с условиями человеческого состояния
- и даже, в более частном плане, его телесного и земного бытия,
- нередко требуют известных предосторожностей при использовании
"вербальных образов" подобного рода, без которых было
бы совершенно невозможно понимание, в особенности в западных языках,
столь мало приспособленных к выражению метафизических истин.
Международный проект «Неизвестная Планета» | Карта сайта | Обратная связь
© Всеобщие исследования, 2001–2024 гг.
